хотел увидеть ответственных представителей правительства или коммунистической партии, которые могли бы откровенно дать мне свою личную интерпретацию философии, лежащей в основе их режима". 24 Если бы только он мог поговорить с коммунистами, управляющими страной, возможно, он нашел бы способ убедить американское правительство, что из этого противостояния есть выход. Если бы только он смог передать послания коммунистов, возможно, он нашел бы способ обойти эту предтечу последующей холодной войны.

Он немедленно приступил к осмотру новой советской столицы. Бродя по Москве, он обнаружил смесь запоминающегося и странного, вдохновляющего и неэффективного. Здесь были икра и водка, "роллс-ройсы" на дорогах, которые даже не были заасфальтированы, "мягкие воротнички" и "шелковые чулки" и, неожиданно, джаз, который "вторгся в большевистскую столицу". Москва, естественно, была усеяна мемориалами и воспеваниями недавней революции, повсюду стояли статуи и плакаты, воспевающие коммунистов. Но, как он обнаружил, здесь царила удивительная упорядоченность, по крайней мере в некоторых районах. "Посетитель современной России одновременно удивлен и восхищен признаками почти полного отсутствия вандализма в отношении всех предметов искусства", - вспоминал позднее Ли. "Меня поразило большое количество групп детей, посещающих эти музеи, и то, с какой тщательностью им объясняли значение всех этих вещей". 25

Но это были не просто бесцельные прогулки. В какой-то момент советские власти пригласили Ли в секретное, забаррикадированное хранилище, где новое правительство хранило коллекцию царских драгоценностей. Там, на столе перед ним , лежала одна из самых потрясающих ювелирных коллекций на планете, теперь находящаяся под коммунистическим замком. Ли был не один: его окружали несколько советских охранников, "одетых в комбинезоны". Наблюдая за охранниками, Ли брал в руки и разглядывал царскую корону, царский скипетр, знаменитую сферу Екатерины Великой и многое другое. Коллекция была "такой многочисленной и такой великолепной, что можно было потерять всякое представление о том, что драгоценности - это редкость", - вспоминал он. 26

Было очевидно, что Советы не позволяли никому обращаться с коллекцией свергнутого царя стоимостью в сотни миллионов долларов, если не больше. По словам Ли, "эти драгоценности так редко выставляются напоказ, что тот факт, что моей партии разрешили их увидеть, очевидно, распространился по окрестностям здания, где хранятся драгоценности, и когда мы вышли, там уже собралась небольшая толпа". Ли был, по сути, одним из немногих иностранцев, которым удалось увидеть драгоценности за все время советского правления. 27

Но, учитывая роль, которую Ли уже сыграл в США и других странах, возможно, приглашение его в самые укромные советские места не должно было вызывать удивления. Потому что советские люди поняли, кто такой Ли и что он может дать. И они позаботились о том, чтобы в Москве для него были открыты все двери. В отличие от других американцев, посещавших Советский Союз, Ли не столкнулся ни с трудностями, ни с препятствиями, ни с неприятностями во время пребывания в советской столице. Москва могла стать его игровой площадкой, как это было почти ни для одного другого американца той эпохи.

И это выходило далеко за рамки хранилища царских драгоценностей. Находясь в Москве, Ли побывал на оперных и балетных спектаклях (на последнем из них он сидел рядом с вдовой знаменитого русского писателя Антона Чехова). Он побывал в офисе одной из главных советских пропагандистских программ, слушая "новости, передаваемые со станции в Лондоне". Он встречался непосредственно с советскими финансовыми консультантами, "само существование которых, - провозгласил Ли, - дает надежду на будущее". 28

А еще были политические лидеры. За десять дней пребывания в Москве Ли встретился почти со всеми крупными большевистскими деятелями, все еще остававшимися в стране (и еще не убитыми). Он встретился с Алексеем Рыковым, номинальным главой Советского Союза, который, как вспоминал Ли, "заявил о своем крайнем желании развивать взаимопонимание с правительством Соединенных Штатов". Он встретился с главой советских профсоюзов Михаилом Томским, который заявил, что Советский Союз "вполне готов к переговорам с любым, кто хочет вести бизнес в России". 29

Каким-то образом Ли заслужил беседы со всеми основными советскими деятелями и силами, пытавшимися создать коммунистическую сверхдержаву. Единственным, кого Ли упустил, был, по некоторой иронии судьбы, Иосиф Сталин, который не явился на встречу с Ли по причинам, которые остаются неясными. Несмотря на то, что им не удалось наладить контакт, Ли, тем не менее, считал восходящего советского лидера человеком "необычайно умным", фигурой, которая "работает тихо и вдали от посторонних глаз". В глазах Ли Сталин "представляет умеренную или компромиссную политику" - ту, чьи "суждения о политике считаются здравыми". 30 (Вскоре после отъезда Ли из Москвы Сталин непосредственно руководил голодом, унесшим миллионы жизней украинцев и казахов, за которым последовала серия громких показательных судебных процессов, завершившихся подписанием военного пакта с нацистской Германией).

Причина, по которой советские чиновники встретили Ли с таким апломбом, была проста. Советский Союз, по сути, был разорен и нуждался в любой помощи и торговле, которую мог найти, даже если это означало обращение к подлому Западу. И Ли представлялся фигурой, которая могла помочь открыть эти двери. В глазах советской стороны он был человеком, способным разрешить загадку американского признания и помочь спасти списывающийся советский режим.

И они не ошиблись. Когда Ли вернулся в Штаты, он сразу же опубликовал 206-страничный трактат, в котором объяснял, почему советский эксперимент не стоит бояться, а стоит поддержать и даже принять. В худшем случае это было правительство, которое просто неправильно поняли. Как писал Ли, "истинным духом [Владимира] Ленина был здравый смысл, и здравый смысл овладевает русским народом". 31 (Книга Ли была не единственным средством помощи Советам; он также посоветовал своим знакомым в Москве начать рекламную кампанию в американской прессе с объявлениями, "подписанными самим Сталиным"). 32

Книга Ли, которую он сразу же разослал своим знакомым, содержала один четкий тезис: единственное, что может исправить разрыв с Советским Союзом, - это окончательное признание Америкой этого режима. Изоляция никогда не сработает. Не сработает и сдерживание. Открытие наших дверей и наших карманов для Советов стало бы самым эффективным средством выхода из тупика. К тому же, если западные компании смогут получить небольшую прибыль, кто мы такие, чтобы жаловаться?

Это было одно длинное, сухое упражнение в повторении советской пропаганды, в обелении режима, которому предстояло десятилетиями творить ужасы как в Европе, так и в Азии. Некоторые из лживых утверждений Ли были достаточно очевидны, как, например, утверждение, что Сталин "делал все возможное... чтобы поощрять капиталистическое предпринимательство". Но некоторые из них граничили с откровенной одиозностью. Например, Ли писал, что "ни один невинный человек больше не должен бояться" советской тайной